Без Предела - Страница 172

172

— Да нет. Это же обычный Взморник. Из него, конечно, плетут циновки, делают мочало и набивают матрасы, но ядовитости в нем нет никакой. Впрочем, и пользы тоже. Пора заканчивать это представление, а то он и правда уговорит людей есть водоросли. Настойками их Оплодотворительницы уже опаивали, а их доверчивость так и не смутили. Все-таки хорош не тот, кто в каждом видит обман. Давай Властелин, как специалист по душевным переживаниям, защищай своих подданных. А то, видишь, орки уже людей не сдерживают. Не хватало нам только Великого Лекаря животов и душ. Кто же мог подумать, что его с мухоморов так занесет?

Но представление закончилось само. Первый жаждущий полного излечения потянулся за клочком сушеный водорослей, но шаманствующий лекарь быстро спрятал циновку за спину и грозно спросил:

— А деньги? Лечение даром — есть худший разврат! Вы погрязли в разврате, люди! — Начал он сначала свою проповедь, но стул не выдержал и врачеватель рухнул на дощатый настил. Такого издевательства не мог вытерпеть никакой организм, даже под завязку набитый ядовитыми жабами. Великий Шаман закончил общаться с Духом и заснул.

Но старая Бриск, не спала. Она скосила глаза на золото, которое так и валялось на полу, учла те два горшка, что не успела выковырять из стены и спросила у сторожившего её орка.

— А что это за трава такая морская?

Орк только пучил глаза и отвечать не спешил. Малерна поняла, что сболтнула лишнее. Какая разница, какая это трава? В сушеном виде любая подойдет.

Сульс мирно спал, нашаманившись всласть и так и не узнал, что хоть кто-то кроме Жры признал его гением. Причем для старой Бриск его гениальность была самой высокохудожественной на свете, ибо отливала блеском золота.

Даэрос смотрел вслед оркам, уносившим по приказу Жры Великого Шамана. Сам Жры топтался внизу, время от времени поглядывая вверх. В конце концов, Ар Ктэль не выдержал и махнул рукой, мол, забирай себе это сокровище. Орк радостно оскалился, стукнул себя кулаком в грудь, показывая, как сильно он благодарен Помощнику Властелина и пошел наводить порядок в войсках. Первые сотни должны были отправляться в обратный путь после полудня.

— Я понял, Нэрьо! — Даэрос имел такой гордый вид, что сразу было понятно: он сделал очередное открытие. — Любовь даже из орка делает человека. А вот человек, не способный любить хоть кого-нибудь кроме себя, вполне может превратиться в орка. Все, что Сульс делал даже будучи слугой Руалона, он делал для себя, а вовсе не из заботы о своем нофере. Это ему, Сульсу, было необходимо, чтобы его считали Оружейником состоятельного и благородного господина. А я то надеялся его перевоспитать!

— А давай ему собаку подарим? — Нэрнис нисколько не сомневался в благотворном влиянии домашних животных на всех, а не только на людей. — Вот даже ты, Даэр, сильно изменился после того, как впервые поцеловал Айшака.

— В самом деле? И как же я изменился? — Даэрос ерошил перья Кошмара, наблюдая за пятнистой кошкой, которая готовилась совершить прыжок. — И придержи свою хищную подданную, а то она мне птичку попортит. Ценную. А дарить Сульсу собаку не стоит. Пожалей животное. Он же из неё непременно захочет сделать то, чем можно гордиться.

Нэрнис изловил охотницу. Кошмар вел себя на удивление спокойно. То цеплялся когтями за плечо Даэроса, то дремал, то просыпался. Вероятно — привык к новому хозяину.

— Даже не знаю… — Аль Арвиль попытался найти доводы, подкрепляющие его же утверждение. Но доводы находиться не хотели. Не говорить же брату, что он стал добрее. Вроде бы и не стал. И так — вполне добрый.

— Вот видишь! Тебе нечего сказать, Нэрьо. А это значит что? Это значит, что изменился не я, а Айшак. Ты про чудеса с поцелуями у Лэриаса спроси. Он тебе подробно объяснит, что с животными происходит, после того как их поцелуют. Он тебе такое расскажет!

— Нет уж, спасибо, я этих сказок досыта наслушался. — Нэрнис все-таки засомневался. Жизнь упрямо доказывала, что вчерашняя сказка вполне может стать былью. Вот и Кошмар уже который день демонстрировал самое что ни на есть приличное поведение. Не клевался, не хлопал крыльями — сидел мирно как наседка и разве что… не мурлыкал. — Даэр… а ты эту ценную птицу не целовал, а?

Кошмар очнулся и доложил:

— Пррринес! Сиррропчику!

— Тебе уже хватит! — Строго сказал Даэрос и пересадил птицу с плеча на стол. — Иди, поклюй чего-нибудь. Нэрьо, следи за кошкой!

Ворон растопырил лапы, сделал шаг и завалился на стол грудью. Кое как собрав свои конечности, помогая себе клювом и растопыренными крыльями, бывший летун подобрался и направился к тарелке с тушеным мясом.

Нэрнис наблюдал за этим чудом и не верил своим глазам. Кошка у него на руках шипела и вырывалась, а Кошмар временами косил на неё блестящим глазом, но не проявлял ни страха, ни намерения клеваться. Когда он заглотил кусок мяса, годный разве что для удава, Аль Арвиль заподозрил неладное. А когда Кошмар гордо прошествовал по паштету, подметая стол крыльями, пересекая тарелки по прямой — где падая в блюда, а где преодолевая соусы вброд, почти догадался, что птица не в себе. Окончательно же он в этом уверился, когда стриженный ворон, изрядно перемазанный в сметанной подливке, добрался до края стола и попытался вести себя как токующий тетерев. Объектом любовных устремлений сумасшедшей птицы стала… кошка. Не только Нэрнис, но и кошка оторопела от такой наглости. Пятнистая охотница забыла шипеть и стала принюхиваться. Ворон был в два, если не в три раза крупнее её, но все-таки был птицей. А сметанная подливка как бы намекала: обед готов, осталось только съесть.

172